– Абсолютно. Она получила то, что ей было нужно. И теперь ушла. – Я старалась что было сил, но не смогла удержать единственную слезу, которая просочилась сквозь мои ресницы и тяжело упала на руку. Джош крепко обнял меня.

– Ну а теперь пойдем спать. Я разбужу тебя рано утром, и мы решим, еду я куда или нет.

– Только посмей! – громко фыркнула я. – Не хочу подниматься ни свет ни заря. Если я останусь одна и мне немного повезет, я просплю почти весь день. – И я улыбнулась ему так непринужденно, как только смогла.

Утром Джош пришел проверить, как я там, и я посомневалась, а не притвориться ли мне спящей, но это только обеспокоило бы его. После того как я снова заверила брата, что вполне могу справиться без него, он уехал, отягощенный рюкзаком и палаткой, хотя я готова была поспорить, что спать он будет в машине. Услышав, как по гравийной дорожке зашуршали шины, я осторожно легла на спину и стала изучать потолок. Я провела еще одну плохую ночь, не справившись с тем, чтобы превратить ноющую слабость в крепкий сон. Лежать в кровати было делом привлекательным – была надежда, что я рано или поздно засну, но этой надежды оказалось мало. Я попыталась подумать о чем-нибудь другом – не о том, как мне плохо без Кэллума, – но моя комната хранила слишком много воспоминаний. Потерпев поражение, я выбралась из кровати и потопала в душ.

Когда я спускалась по лестнице, к боли в сердце присоединилось чувство пустоты, и я поняла, что голодна. Я не могла вспомнить, когда ела в последний раз, и потому решила не перебарщивать. Бросив ломтик хлеба в тостер, я на какую-то минуту заскучала по родителям: обычно по субботам утром по дому разносился волшебный аромат свежеиспеченного хлеба. Без родителей и хлебопечки дело обстояло иначе.

Джош оставил мне внушительных размеров старый телефон и записку.

Привет, вчера вечером я попробовал починить твой телефон, но все зря. Даже СИМ-карта, похоже, сдохла – надеюсь, у тебя есть дубликаты твоих контактов! А это старье тем не менее работает и заряжен. Он немного примитивный и далеко не модный, но все же лучше, чем ничего. Дай подругам свой номер. Я оставил тебе свой. Постарайся больше не попадать в неприятности.

Дж.

Для старшего брата он совсем не плох, подумала я, кладя записку на стол и прогоняя с глаз непрошеные слезы, но они сами быстро испарились, стоило мне взять в руки телефон. Это был практически антиквариат, и выглядела трубка так, словно осталась бы целой и невредимой, даже если бы ее переехал автобус.

Тост выскочил из тостера – я вздрогнула. Вкус у хлеба был как у картона, но я упорно грызла его в надежде, что это компенсирует мою боль. Так я и сидела: смотрела в сад, стараясь ни о чем не думать, и жевала картон, но воспоминания набрасывались на меня со всех сторон. Я добралась до самого первого раза, когда встретила Кэллума – я стояла тогда под куполом собора Святого Павла. Он был страшно удивлен тем, что я могу его видеть; и когда я об этом подумала, уголки моих губ поползли вверх. Они были странными, законы физики мира дерджей, средоточием которого была верхушка купола.

Купол. Мой невыспавшийся мозг какое-то мгновение пытался что-то сообразить; и это наверняка было важно.

Странные вещи происходили на верхушке купола; прежде, когда у меня был амулет, я могла дотрагиваться до Кэллума, видеть, слышать его, если мы оба были на Золотой галерее. Так было потому, что Кэллум, возвращая мои воспоминания, передал мне еще и парочку дополнительных способностей. А что, если я их не утратила? Что, если Кэллум ждет от меня, чтобы я воспользовалась ими и встретилась с ним на верхушке собора?

Я вдруг поняла, что сижу с раскрытым ртом, забыв о тосте. Я выбросила его и встала, чтобы идти, а затем снова поспешно села, потому что комната начала вращаться. Я зажала голову между колен и досчитала до десяти, мысленно ругая себя: я должна есть для того, чтобы сахар у меня в крови был в норме, иначе я никогда не преодолею пятьсот или около того ступенек к куполу собора Святого Павла. Но усталость как рукой сняло, она улетучилась, словно рассеялся туман на ветру, и боль отпустила меня. Я придумала план.

Я едва сдерживала волнение по пути в Лондон. Путешествие, казалось, будет длиться вечно, поезд был набит людьми, направлявшимися за покупками, и туристами. На Ватерлоо я быстро поспорила сама с собой: прямая линия подземки от вокзала к собору бывает закрыта по выходным, но туда вполне можно доехать на автобусе. Я пробилась сквозь вокзальную толчею к крайней правой остановке, маневрируя среди стоящих группами людей, изучающих информационные стенды. Направляясь к лестнице, я прошла мимо лотка с пончиками и девушки в полосатом переднике, предлагавшей продегустировать их. Я, не думая, съела маленький кусочек, и мой желудок быстро напомнил мне о том, как я была голодна. Пришлось вернуться и купить целый большой пончик, оправдывая это тем, что впереди у меня долгий подъем, а на него потребуется уйма энергии.

В ожидании автобуса я вдруг обнаружила, что мурлычу одну из любимых песен Кэллума и чувствую себя почти счастливой, что оказалось для меня шоком. Казалось, прошло так много времени с тех пор, как я потеряла амулет, но теперь я почему-то знала, что все будет о’кей; я поговорю с Кэллумом, и они с Мэтью придумают, что мне нужно будет сделать. У них есть несколько дней на то, чтобы разработать план, и я не сомневалась, что какая-нибудь идея им в голову да придет. Я не слишком хорошо представляла себе, что тут можно сделать, но решила не зацикливаться на этом; я шла к нему, чтобы снова увидеть его, и была счастлива.

Я надеялась, что смогу устроиться на втором этаже автобуса, чтобы видеть, как мы постепенно приближаемся к собору Святого Павла, но автобус был переполнен и мне пришлось стоять на первом этаже, зажатой между семьей японских туристов и подростками в худи. Один из них глянул на меня, а затем слегка подтолкнул своего приятеля. Они оба глупо ухмыльнулись и отвернулись в сторону, а я вспомнила, что не озаботилась тем, чтобы замазать ссадину на щеке, уходя из дома. Я попыталась поймать свое отражение на хромированных поверхностях, имевшихся в автобусе, но не могла толком разглядеть, насколько безобразно выгляжу. Моя рука повертела маленькое походное зеркальце, которое по-прежнему лежало у меня в кармане, но я не хотела доставать его в такой толпе. Я подумала, а не сойти ли мне с автобуса и не нанести ли на лицо косметику перед тем, как я увижу Кэллума, но потом сообразила, что он в любом случае смотрит на меня все это время, так что ему, по большому счету, все равно.

Наконец автобус взобрался на Лудгейт-хилл, и я с трудом протиснулась к выходу. Площадь перед собором была наводнена людьми, равно как и лестница ко входу. Я улыбнулась сама себе, вспомнив тот сравнительно недавний день, когда Кэллум привел меня сюда познакомить с Мэтью, и я увидела других дерджей, стоящих группами в своих длинных темных плащах. Я подумала, что некоторые из них сейчас здесь – отбирают счастливые воспоминания у ничего не подозревающих туристов или же наблюдают за мной. Мне хотелось как-то их поприветствовать, но я избежала этого искушения и встала в общую очередь в собор.